Ай Вэйвэй: некоторые люди называли меня художником, им проще сказать, что это искусство

• Господин Ай Вэйвэй, что для вас как художника означает бунт?

Для меня бунт означает невозможность остепениться. Ты постоянно чувствуешь себя не в своей тарелке, готов пойти в противоположном направлении или потерпеть неудачу. Для многих бунт — это своего рода привилегированное положение, а некоторые даже считают, что оно даёт им преимущество в действиях. Я думаю, бунт — это минимальное состояние ума, доступное человеку.

• Так вы бы назвали себя бунтарем?

Я такой. Думаю, как и все остальные.

• Это правда, но не все из-за своего бунтарского настроения оказались под домашним арестом.

Теперь я свободный человек, и я могу решать, что делать. Когда ты каждую секунду находишься под стражей, власти пытаются убедить тебя, что ты не свободен. Они говорят тебе об этом открыто, так что ты фактически находишься под физическим наблюдением, люди следуют за тобой повсюду и пытаются представиться тебе, чтобы ты поверил, что ты всегда находишься под их контролем.

Это очень плохо с психологической точки зрения. Ты становишься жертвой той власти, которую они имеют над твоей жизнью. Они могут сделать с тобой всё, что угодно. Ты постоянно чувствуешь себя уязвимым, что можешь пострадать, что могут пострадать и твоя семья, и твои друзья.

«Я бы не сказал, что выжил, скорее, я выживаю. Я делаю всё возможное, чтобы высказаться и сохранить свою человечность».

• Есть ли что-то в профессии художника, что заставляет вас чувствовать, что эти уязвимые чувства того стоят?

Быть художником означает иметь дело с ситуациями, которые могут включать в себя очень суровые человеческие условия. Мне повезло оказаться в таком положении, которое я могу преодолеть, успешно развивая свой собственный язык, навыки или даже определённую мудрость.

Но я бы сказал, что в 99% случаев людям не так повезло: сила сама замышляет уничтожить вас. Она гарантирует себе успех, и почти никто не может выжить в таких условиях — потому что мы люди. Эта бесчеловечность так разумно задумана, чтобы уничтожить человечество.

• Можно ли сказать, что вы выжили?

Я бы не сказал, что выжил, скорее, я выживаю. Я делаю всё возможное, чтобы высказаться и сохранить свою человечность. Я обращаюсь к людям и пытаюсь найти какой-то язык, чтобы наладить общение, и пока я могу это делать, я выживаю.

• Помогло ли искусство в этом пути выживания?

Очевидно, в моём искусстве есть элемент психотерапии. Для меня это игра, в которой я осознаю себя. Мы часто говорим, что знаем, кто мы, но я так не думаю. Мы узнаём, только открывая это, поэтому всегда есть что-то, чего мы не знаем и что становится нашей собственностью. Я верю, что человеческое сознание и осознанность могут быть познаны только через борьбу. Без этой борьбы мы отказываемся от возможности жизни быть чудом.

• Но среднестатистический зритель видит в вас всемирно известного художника, выставки которого проходят по всему миру. Возможно, он не замечает ваших трудностей.

Хм, ну, борьба может быть и внутренней. Никто не может знать, что глубоко в чьём-то сердце или разуме. Как измерить глубину боли в чьём-то сердце? Это очень сложно измерить. Каждая борьба — это борьба за себя, и ты не несёшь ответственности за то, поймут ли её другие.

• Сэм Рокуэлл говорил, что жизнь — это борьба, и мы не должны быть счастливы всё время. Вы бы сказали, что у вас такой же разочарованный взгляд на жизнь?

Нет, я безмерно благодарна жизни. Я думаю, это чудо, каждая секунда. Знаете, за секунду до того, как вы сели сюда, я не знала, с кем буду говорить и какие вопросы будут… Я не знаю ответов заранее; всё рождается из разговора. Я так благодарна за этот чистый человеческий контакт.

• Считаете ли вы, что такие вещи, как технологии и социальные сети, заставили людей забыть о том, каково это — быть друг с другом по-настоящему чистым?

Думаю, да. Я начал вести Instagram с нуля. Начинал практически с нуля. Я никогда не прикасался к компьютеру и не умел печатать. Я научился общаться через определённые серверы в Китае и понял, как важно быть онлайн. Но я также не понимаю, почему мы отказались от реальности. Думаю, гораздо важнее вести диалог. Думаю, именно тогда мы по-настоящему осознаём самую сильную сторону нашей человеческой природы. И мне нравится это — ужинать и с друзьями, и с врагами — в конце концов, все мы едим.

«Я сам никогда по-настоящему не решал стать художником. Просто некоторые люди называли меня художником, и проще сказать, что это искусство».

• Как вы способствуете развитию такого рода общения?

Мне нравится выступать с лекциями о культуре. Мне нравится выставлять свои работы в галереях и когда люди говорят со мной о кино, политике или культуре. Но иногда меня как художника спрашивают об этой линии, этой абстрактной текстуре, этом освещении или о том, как это связано с другой картиной, и я действительно не знаю ответа! Мне не нравится это чувство.

• Иногда бывает сложно найти правильные слова, чтобы объяснить свое искусство.

Я сам никогда по-настоящему не решал стать художником. Меня просто называли художником некоторые, и проще сказать, что это искусство. Конечно, я рад, когда меня называют художником или активистом — или теперь меня называют ещё больше. Я снял два фильма о кризисе беженцев, и скоро мы выпустим третий. Несколько лет назад я даже попробовал заниматься музыкой, чтобы понять, насколько я плох. И обнаружил, что я действительно плох! Но я также хотел доказать другим, что если я могу заниматься музыкой, то любой может заниматься музыкой. И, возможно, даже лучше!

• Важно ли пробовать делать то, что у вас не очень хорошо получается?

Я думаю, важно просто что-то делать. Ты думаешь, что знаешь, но это не так, поэтому, совершая эти маленькие жесты, ты узнаёшь, кто ты.